День Шахтёра
Возможно, вы не всё знаете о Донецке.
Возможно, вы не всё знаете даже о площади Ленина.
Я расскажу вам...
Я расскажу вам о Дне Шахтёра.
Как праздновали его в годы моей юности – эгей-го – буквально каких-то лет тридцать назад.
Колонна ряженых энтузиастов ступила на площадь...
Колонна ряженых энтузиастов ступила на площадь, и она завизжала, приветствуя машкерадное шествие. Репродукторы грянули музыку, шляпки и шарики взвились в воздух – праздник пришёл в мой город, День Шахтера. В открытой повозке, эдаком ландо, стояли три девушки. Первая, в блестящем купальнике брюнетка, символизировала собой Веру. Вторая, в строгом коричневом платье и фильдеперсовых чулках на резинке, была Надеждой. Третья же, Любовь, посылала в толпу воздушные поцелуи и швырялась цветами. Ромашки там были, хризантемы и астры. И незабудки, как мог ты о них позабыть, увядшие незабудки.
Но где же Костя на этом празднике жизни, где наш герой в пикейном жилете и мокасинах отечественного производства, где?
Вот я, рядом. Источая стойкий амбре табака, виски и хорошего английского одеколона, гарцую на джипе вороной масти или в сером в яблоках мерседесе. Или же это лошадь.
- Разрешите представиться, - кричу я девушкам, сверкая белозубой улыбкой.
- Нет, - смеются они. – Не представляйся, Костя, - и хохочут пуще прежнего. – Оставайся таким же неузнанным, неуловимо изменчивым незнакомцем, мы знать тебя не хотим.
- Ну хорошо же, милые дамы, - притворяюсь и я жизнерадостным, - Помчимся грохочущей кавалькадой и посмотрим в какой из пельменных закончится этот день.
Но что это?
Отчего взрывы и выстрелы?
Отчего давка и паника, и лошади встают на дыбы, и люди падают, истекая кровью, - кто испортил нам праздник?
Индейцы!
Индейцы!
- Повозки в круг, - командую я, и горстка отчаянных храбрецов, вооружившись длинноствольными ружьями, заняла оборону.
Толпа полуголых людей окружила нас. Гигант, испещрённый цветными ТАТОО, выступил из рядов, размахивая томагавком:
- Тварь я дрожащая или право имею?
Ну вот, Костя, и смерть твоя. Ты-то по наивности думал, что это старушка с косой и в белом саванне, а явился краснорожий маньяк, какая разница, впрочем.
- Ну что, парни, - обратился я к немногочисленным своим соратникам, - каюк нам?
- Каюк, - согласились они. – Будь у нас немного патронов, уж как-нибудь отстрелялись. А так - каюк, твоя правда, Костя.
- Ну что же, парни, - я снова обратился к соратникам, - умрём достойно, раз выбора у нас нет.
- Умрём, - согласились они. – Будь у нас выбор, уж как-нибудь бы да выжили. А так умрём, твоя правда.
- Парни, вы не знаете диалектики. Выбор всегда есть. Никогда не бегал я от опасностей, а сегодня попробую. Кто со мной?
- Мы, - встали плечом к плечу Вера, Надежда, Любовь. – Мы с тобой, Костя, возьми нас. – и заплакали, и обнялись как три сестры, - в Москву, в Москву.
- Дамы, - спокойно вымолвил я. – Вот вам моя жилетка, если кто-то хочет поплакать. Однако же выслушайте меня. На московских поездах таможня, нас высадят на первой же станции. Электричками надо уходить от погони, это наш единственный шанс.
- Ах, нам никогда не уехать в Москву, - обречённо произнесла Надежда и умерла, пронзённая в грудь стрелой. И Вера нас тут же покинула с огнестрельной раной во лбу.
- Люба, Любочка, Любовь моя, карабкайся на коня, мы будем спасаться бегством.
И мы помчались под улюлюканье масс - обществу нравится злопыхать над влюблёнными. Ветер дул нам в лицо, пули свистели в спину. Тлел окурком зловещий Марс и росчерки фейерверков, злобно шипя, змеились в небе. Мы молчали, прижавшись друг к другу, мы уносились прочь.
Ночь. У костра - мужчина и женщина...
Ночь. Стреноженный конь щиплет траву. Потрескивает костерок, выстреливая искрами в небо. У костра – мужчина и женщина. Сюжет: мужчина хочет завязать очередной роман, а женщина... чего хочет она?
Чего хочет женщина, того хочет бог, а бог ничего не хочет, он удалился от дел и какой, к чёрту, сюжет, если такая ночь и Люба рядом со мной, и можно овладеть телом, но хочется почему-то не этого.
- Скорее небо упадет на землю, нежели я расстанусь с тобой.
И тут же рухнуло небо. Звёзды осыпались с тихим звоном, лопаясь как ёлочные шары, осыпав окрестности холодными блестящими осколками, сверкая безжизненно и холодно покуда хватает глаз, по которым, ступая босыми ногами, в длинной ночной рубашке, белой рубашке до пят покидала меня Любовь. Она удалялась, её маленькая фигурка становилась всё незаметней, всё незначительней. Спустя минуту она исчезла.
Чёрный филин с жёлтыми фосфорическими глазами кружился надо мной, неслышно взмахивая крылами, иногда с ленцой ухая - Ух-х, ух-х.
Ух-х, ух-х...
И ещё о Донецке: