Немножко за...
Немножко за Одессу
Весть о большевистском перевороте застала Блюмкина в поволжском захолустье, где Яков с усердием неофита надсаживал глотку, агитируя местных обывателей: «Голосуй, а то проиграешь».
Новость из столицы произвела на Якова Григорьевича впечатление.
Будь он мало-мальски образован, наверняка полыхнул бы запальчивой цитатой из Дона Карлоса, инфанта испанского: «Двадцать три года, и ничего не сделано для бессмертия!». Но, повторюсь, Блюмкина воспитывала улица, ему не исполнилось и восемнадцати, он знал и понимал больше, чем Шиллер.
В воздухе пахло грозой, электрические разряды носились в атмосфере. Хищные ноздри Янкеля затрепетали, вот оно! пришло его время, - он рванул в Одессу устанавливать Советскую власть. Уже в январе восемнадцатого принимает участие в рейдах еврейской самообороны и самый внимательный наблюдатель не найдёт двух отличий между революционными акциями и грабительскими налетами. Благо и те, и другие устраивает Мишка Япончик, столь красочно и с любовью описанный в творчестве Бабеля под именем Бени Крика.
Да и в массовке событий мы живо угадывем колоритные черты одесского уголовника.
Янкель в своей стихии, - огонь, энергия, пена, - он носится по городу во главе отряда анархиствующих матросов, он – молния, он – бич, он - демон. Блюмкин обзаводится дружками: эсером-максималистом Черкуновым, комиссарившим у знаменитого матроса Железняка, Петей Зайцевым, поэтическим юношей, вмиг взлетевшего до немыслимых высот, - служит начальником штаба у всесильного диктатора Одессы Михаила Муравьева, увёзшего, по словам знающих людей, много миллионов из города.
Интересная деталь, - Яков Григорьевич прихотью судьбы всегда оказывался вблизи теневых денежных потоков.
Немножко за Донбасс
В марте 1918-го года Блюмкин становится начальником штаба 3-ей советской украинской армии. Тут бы и возгордиться отъявленному честолюбцу невероятным карьерным ростом, но не всё коту масленица, - к Одессе приближаются румынские и австро-венгерские войска. Кадровые, боеспособные части. Нюхнувшие, и порядком, пороху Первой мировой.
Нешуточное дело предстоит, - воевать.
Но и красные не лыком шиты.
Командующий Третьей советской Пётр Лазарев предпринимает удачный войсковой маневр, - армия садится на пароходы и уплывает в Феодосию.
«У – те – кай».
Высадившись в порту и оглядевшись, воины обнаружили вокруг себя унылый, затрапезный, грязный городок, в котором нечего делать (заметим, и поныне, извините, если кого ненароком обидел), и откочевали на Донбасс, в район Славянск - Лозовая.
Здесь уже, - о! здесь уже есть, где развернуться человеку предприимчивому. В Славянске, к примеру, располагается Государственный банк, который Блюмкин подверг немедленной реквизиции. Четыре миллиона рублей изъято из хранилищ, предлагаю Вам, товарищ Лазарев, десять тысяч, десять тысяч я возьму себе, а остальное когда-нибудь передадим в ЦК на дело мировой революции.
Но Петя, на что эсер, а поступил не по партийному, - перекосился лицом, орать стал, наган рвать из кобуры. Под угрозой ареста и трибунала Яков Григорьевич вынужден все деньги сдать обратно в банк. Как есть все, все три с половиной миллиона. До копеечки. Что? Какие пятьсот тыщ?
От греха подальше (или поближе?) Я.Г. Блюмкина отправляют в Москву, в распоряжение Центрального Комитета партии.
А в это время в Москве...
Эсеры, надо сказать, при власти.
Делят с большевиками бремя управления страной в коалиционном правительстве, присутствуют во всех органах, в том числе весьма компетентных.
Власть - всегда дело нелёгкое.
Барышни, алкоголь, наркотики, - работали на износ.
Яков Григорьевич Блюмкин не привык пасти задних. Щадить себя. Отсиживаться. Вот и ныне он на передовой: с мая 1918-го – начальник секретного отдела ЧК по борьбе с контрреволюцией, с июня того же отчаянного года – заведующий отделением контрразведывательного отдела по наблюдению за охраной посольств и их возможной преступной деятельностью.
Ежедневно – пьяный в хлам. Но это по работе.
Вечерами – в «Кафе поэтов».
Пьяный в дым.
Но это так, для души.
