Дамская улица
Улочка, ведущая в порт, носит название Дамской...
И неспроста.
Когда буря швыряет корабль, словно щепку, и с треском разламывается скорлупа небосвода, и молнии прочерчивают в кромешной тьме огненные знаки обречённости, даже отъявленные безбожники падают ниц, и шепчут, шепчут, шепчут молитвы.
О! какие опрометчивые обещания слетают в этот час с дрожащих от ужаса губ, какие клятвы!
И самые непоправимые из них: по возвращению в гавань, жениться на первой встречной.
Что же, друзья, слово – не воробей, известно каждому.
Утихла, стихла стихия, ясно сияет солнышко и хлюпает за бортом зыбь.
На всех парусах летит домой стремительный парусник, во все глаза вглядывается в окоём вперёдсмотрящий, скоро, скоро родимый берег.
Давно забылся, выветрился из бедовой головы зарок, даденный сгоряча.
Но памятлив бог, и деятельны ангелы его, - со всего города стекаются в порт незамужние дамы, выстраиваются торжественным караулом, поджидают морячка.
Когда я говорю дамы, то подразумеваю как-никак, но длинные стройные ноги.
Две.
И пышную грудь, пружинящую под пальцами.
И взгляд очей, в коих пляшет живой завораживающий огонь.
Увы.
Отменные шуточки горазд отпускать Создатель, профессиональному юмористу затруднительно тягаться с ним.
Отвисла челюсть у бестрепетного Хосепа Палома при виде страшного зрелища: безобразные, жуткой наружности старухи тянут к нему свои скрюченные артрозом пальцы, цепко хватают за руки, рвут рубаху. Раззявили зловонные рты, талдычат: «Моё, моё».
Захолодело в сердце у бестрепетного Хосепа Палома, и грохнулся он в обморок. Упал, что называется, без чувств.
Когда же очнулся, увидел себя в какой-то убогой хибаре, лежащим на соломенном тюфяке, брошенным прямо на пол, а рядом – а рядом…
- Ты кто?
- Я Мария Лючия Фернандес, супруга твоя, мой милый. Отныне ты связан со мной священными узами брака, давай же займёмся любовью…
О, жена его бесподобна: кокетливо топорщатся усики над верхней ее губой, и рубиновой диадемой горит великолепная бородавка...
Её морщинистый живот… я выразился живот? - её брюхо плотно прижало, притиснуло Хосепа к постели, жаркие жадные лапы заключили в объятия.
Три года, три бесконечных года кругосветного плаванья, мечтал Палома об этой минуте. Но что-то очевидно не заладилось в его организме, и случился невиданный с ним доселе конфуз.
Угрём выскользнул Хосеп из-под мощных телес супруги, ладонью прикрывая отказывающийся работать орган.
Нахмурила брови Мария, поинтересовалась:
- Ты куда, касатик?
… так скрипят проржавленные петли в несмазанных после зимы воротах...
- Водички выпью, - пролепетал, ответствуя, муж.
Разве водичка поможет?
… лишь бутылка обжигающего ямайского рома несколько примирила несчастного с действительностью.